В Троицын день 1828 года два мирных баварских обывателя, сапожники
Вайхман и Бек, возвращались из кабачка, будучи сильно навеселе. Часы
на башне только что отбили пять часов. Вдруг Вайхман остановился. Бек
сделал то же самое. Вайхман, толкнув локтем приятеля, указал ему на
щуплого подростка, который, опираясь на стены домов, медленно двигался
вперед; вид его выказывал все признаки бесконечной усталости.
Подвыпившие ремесленники, с той слезливой сердечностью, на которую
способен только добрый и пьяный человек, преисполнились состраданием к
ребенку. Нагнав его, они спросили, не болен ли он.
Подросток остановился, посмотрел на них, но не сказал ни слова в
ответ. Взгляд его был рассеян и лишен какого-либо выражения.
Приятели переглянулись: не немой ли? Они возобновили расспросы,
Ребенок, наконец очнувшись от оцепенения, порылся неловкими пальцами в карманах, вытащил какое-то письмо и подал его своим собеседникам. Те,
удивленные, прочитали надпись на письме: оно было адресовано капитану
фон Весниху, командиру 4-го эскадрона 6-го полка легкой кавалерии,
стоявшего в Нюрнберге.
Почтенные сапожники, посовещавшись, решили проводить подростка к
капитану. Но того не оказалось дома. Их приняла его жена; в ожидании
возвращения мужа, она усадила юного незнакомца и стала его
расспрашивать, но не смогла из него вытянуть ничего, кроме нескольких
неразборчивых слов. Он повторил их несколько раз, и наконец она
поняла: невнятные звуки складывались во фразу "Я хочу стать
кавалеристом", произнесенную на немецком языке.
Жена капитана предложила ему поесть. Он живо схватил хлеб и стал есть
его с жадностью. С видимым удовольствием он выпил и несколько стаканов
воды, но, когда женщина предложила ему мясо и пиво, отказался от них с
отвращением. Лицо его немного порозовело, он потянулся, глаза сами
собой закрывались.
Фрау фон Весних проводила его на конюшню.
тотчас же заснул.
Капитан вернулся только вечером. Жена рассказала ему об происшествии. Капитан взял в руки адресованное ему письмо: оно было написано на плохой бумаге готическим почерком, с нижненемецкими
диалектными выражениями и имело следующее содержание:
"Уважаемый капитан, я посылаю к вам мальчика, который желает служить в
королевской армии. Его принесли в мой дом 7 октября 1812 года. Я всего
лишь простой поденщик, у меня десять собственных детей и достаточно
хлопот с их воспитанием. Его мать оставила мне ребенка, я не знаю,
кто она такая. Я воспитал его в христианской вере. С 1812 года он
никогда не выходил из моего дома. Никто не знает, что он у меня жил, и
он сам не знает ни названия города, ни местонахождения моего дома. Вы
можете расспрашивать его, как угодно, - он ничего не сможет вам
ответить. Я научил его немного читать и писать, а когда его
спрашивают, кем он хочет быть, он говорит, что хочет быть солдатом,
как его отец. Я проводил его до Неймарка, остальной путь ему пришлось
пройти одному.
Почтенный капитан, не бейте его, пытаясь узнать, откуда он пришел, он
этого не знает. Я привез его ночью, и он никогда не сможет найти эту
дорогу. Если вы не захотите оставить его у себя, вы можете убить его
или повесить в вашем камине".
Подпись отсутствовала, однако к письму была приколота записка,
написанная на той же бумаге и теми же чернилами, которая, по-видимому,
должна была изображать письмо, оставленное матерью вместе с
подброшенным ребенком: -
"Дитя получило при крещении имя Каспар. Дайте ему фамилию и
позаботьтесь о нем, те, кто его найдет. Когда ему исполнится
семнадцать лет, пошлите его в Нюрнберг, в 6-й кавалерийский полк, где
служил солдатом его отец. Он родился 30 апреля 1812 года. Я бедная
девушка и не могу его оставить при себе. Отец его умер".
Оба письма - капитан сразу это заметил - были написаны одной рукой, но
почерк был изменен. Сочинитель письма к тому же, по-видимому, не знал,
что 6-й кавалерийский полк квартировал в Нюрнбер только с 1828 года.
Каким образом, спрашивается, так называемая мама могла знать об этом в
1812 году?
Такой грубый обман офицеру не понравился. Он велел разбудить юного
бродягу. Подозревая, что мальчик изображает идиота, чтобы получить
бесплатный приют, капитан приказал ему следовать за собой и повел его в полицейский участок. Но и там из неизвестного ничего не смогли вытянуть, кроме все того же невразумительного бормотания. Тогда полицейский, по какому-то наитию, дал ему в руку карандаш. Мальчик обрадовано схватил его и старательно вывел на бумаге детским почерком:
Каспар Хаузер.
Очевидно, это было его имя. Попробовали заставить его написать
название места, откуда он прибыл, но он не понимал, чего от него
хотят. Повторив еще раз: "Хочу быть кавалеристом" - и еще какие-то
неразборчивые слова, он закрыл лицо руками и заплакал. Полицейские
пожалели его: насколько можно было судить, мальчик был искренен. Они
передали его в городской приют.
Каспар Хаузер был ростом четыре фута девять дюймов. У него были
светлые пепельные волосы, тонкие и вьющиеся, и бледно-голубые глаза.
Цвет лица бледный, кожа очень тонкая. Он с трудом держался на ногах и,
казалось, едва мог ходить: и не мудрено, подошвы его ног были мягкими
и слабыми, так же как и ладони. На вид ему можно было дать 16-17 лет.
Он отвергал любую пищу, кроме хлеба и воды. Один запах мяса вызывал у
него тошноту, он не переносил даже молока. Когда в его присутствии
зажгли свечу, он казался очень удивленным. Протянув руку к огню, как
будто собираясь его схватить, он закричал от боли - ожог был довольно
глубокий. Не было сомнений, что он в первый раз видит огонь.
В его одежде не было ничего, что могло бы навести на мысль о его
происхождении. В Нюрнберге он появился в засаленной фетровой шляпе,
рубашке из грубого полотна. Поверх нее была надета поношенная и
грязная серая куртка, по-видимому, перешитая из другой одежды. Серые
латаные панталоны, старый платок из черного шелка на шее и донельзя
изношенные башмаки довершали его нищенский костюм.
Эта история быстро облетела весь город. Медики, чиновники магистрата
приходили посмотреть на интересного "субъекта". Они разговаривали с
Каспаром, который постепенно научился им отвечать. Бургомистр
Нюрнберга Биндер часто навещал юного незнакомца и даже принимал его у себя. Он поручил учителю гимназии Даумеру ежедневно давать ему Уроки. В результате, после многократных попыток, Каспар смог рассказать, сложив из обрывков и кусочков, то немногое, что он помнил из своего таинственного прошлого.
Он не помнил, чтобы он жил где-нибудь, кроме каморки вроде карпера,
узкого подвала, где полом служила утрамбованная земля, а свет едва
проникал через высоко расположенное подвальное окошко. Спал он на
содоме, ноги его всегда были босы, одежда состояла из рубашки и
кожаных штанов. Рядом с ним стоял таз, который опорожняли, пока он
спал. Когда он просыпался, то находил возле себя кружку с водой и
кусок хлеба. Каждые четыре-пять дней его навещал некий "черный
человек", КОТОРЫЙ говорил ему несколько слов. К концу его заключения
"черный человек" научил его писать свое имя и повторять единственную фразу, которую знал Каспар: "Я хочу стать кавалеристом". Спустя некоторое время этот человек вошел в его конуру, поднял его под мышки и, переставляя по очереди его ноги, научил его ходить. Эти упражнения продолжались много дней.
Когда "черный человек" решил, что Каспар достаточно твердо держится
на ногах, он отнес его на себе "в такое место, где было много
деревьев". Затем он заставил мальчики идти за ним пешком. Их
путешествие длилось два дня, Каспар то шел самостоятельно, то его нес
на спине его спутник. Когда вдали показался город (это был Нюрнберг),
"черный человек" переменил одежду на Каспаре, вложил ему в руку письмо
и велел идти по направлению к "большой деревне". Так он оказался на
Крестовой улице, где и встретили его бравые сапожники.
Какая необыкновенная и таинственная история! Ее ярко выраженная
романтичность усилила симпатию к Каспару окружавших его людей.
Бургомистр Биндер был уверен в благородном происхождении ребенка и
считал, что Каспар стал жертвой похищения. Решив докопаться до истины,
Биндер опубликовал в газетах объявление, в котором просил откликнуться
тех, кто что-либо знает о похищении ребенка в период между 1810 и 1814
годами. Вся немецкая пресса, а за ней и иностранная перепечатали
статью, опубликованную в Нюрнберге. В Лондоне, Вене, Париже и
СанктПетербурге толковали о таинственном подростке, которого
журналисты почему-то окрестили "европейским сиротой".
Многие пожимали плечами: история были слишком авантюрной, Других,
наоборот, случай с Каспаром Хаузером крайне заинтересовал. В числе
последних был немецкий криминалист Фейербах, президент Королевской
судебной палаты в Ансбахе. Он предпринял настоящее расследование.
Искренность Каспара была признана, многолетнее его заключение
доказано. В результате гипотеза о том, что только отпрыск знатной
семьи мог содержаться в тюрьме столько лет и с таким тщательным
соблюдением секретности, получила весомое подтверждение.
Но тогда этот ребенок должен был принадлежать не просто к знатной
семье, но к семье с большим политическим весом. Медицинское
обследование показало, что Каспар родился около 1811-1813 годов. Какая
же владетельная семья в это время потеряла ребенка в младенческом
возрасте? Готский альманах называет только одну такую семью: дом
князей Баденских.
Когда Фейербах пришел к этому заключению, бургомистр I i юрнберга, в
свою очередь, получил анонимную записку с ошеломляя пцим вопросом: не
является ли Каспар Хаузер сыном великой герцогиня. Стефании Баденской,
который был объявлен умершим 16 октября 1812 года?
...Стефания де Богарне родилась вместе с революцией, в 1789 году
Она была дочерью двоюродного брата генерала Богарне, первого мужа
Жозефины Бонапарт. В отличие от своего кузена, который стал одним из
героев революции, отец Стефании одним из первых эмигрировал за
границу. Девочка осталась с матерью во Франции. Мать ее вскоре
заболела и умерла. Трехлетняя Стефания осталась сиротой и совсем без
средств, так как имущество ее отца было конфисковано. Ее из жалости
приютила графиня Батская, которая, в свою очередь, была вынуждена
бежать от революции и передать девочку двум пожилым монахиням. Все
детство Стефании прошло в бедности.
Свежие комментарии