Африканская одиссея Ковалевского- 3 часть

На пароходе экспедиция добралась до Асуана. Там путешественники сошли на берег, по суше обошли Асуанские пороги и на другой день продолжили путь по Нилу на парусных барках — дахабиях.

Около города Куруску они снова сошли на берег. Река тут круто поворачивает на запад и описывает большую дугу. Поэтому Ковалевский, чтобы сократить путь, пошел с караваном прямо через Нубийскую пустыню.

«На другой день пустыня явилась во всем ужасе разрушения и смерти, — писал путешественник. — Остовы верблюдов и быков попадались на каждых десяти шагах, иногда чаще. Ни червяка, ни мухи, ни иссохшей былинки: как будто здесь и не было никогда жизни!

Низменные, отдельные, разбросанные, до половины занесенные песком горы имели совершенное, поражающее подобие могил. Расположенные на безбрежной песчаной равнине, они придавали ей вид кладбища. Ничего не видел я ужаснее в жизни!»

Путешественники шли по двенадцать-тринадцать часов в сутки и сильно страдали от жажды и самума — ветра пустынь. Самум или, как его называют арабы, хамсин, дует с юга или юго-востока на протяжении пяти весенних дней.

Когда он настигает караван в пустыне, даже вода в кожаных мешках высыхает от жары и снижения влажности воздуха. Причем, приближение хамсина трудно предвидеть...

На половине пути, около горько-соленых колодцев, караван наполнил свои кожаные мешки водой, — но она мало обрадовала путешественников.

Ковалевский так описывает вкусовые качества этой жидкости: «Возьмите стакан чистой воды, размешайте в ней ложки две грязи, добавьте соли и часть гнилого яйца, настойте все это на полыни, и вы получите воду, во всем подобную той, какую мы в последнее время пили в пустыне».

Через десять дней трудного пути через пустыню Ковалевский с своими спутниками снова достиг вод Нила. До города Бербера россияне двигались по берегу на верблюдах и ослах, чтобы обойти пороги, а потом снова сели на барки. Растительность становилась все более разнообразной, а в домах даже самых бедных арабов стали встречаться деревянные кровати, правда, без постельного белья.

Ковалевский поясняет, что кровать там — предмет не роскоши, а крайней необходимости: «На земле нельзя спать: множество ползающих насекомых, между которыми очень обычны скорпионы, змеи, тарантулы и другие ядовитые гады, пугают даже беспечных туземцев».

Бербер — первый город Судана, который посетила экспедиция Ковалевского. Его отличительной чертой являются тукули — круглые плетеные домики с крышами. Именно от Бербера, отмечает Ковалевский, начинаются конусоподобные крыши, защищающие от мощных сезонных дождей.

20 февраля путешественники достигли города Хартума, построенного у слияния Белого Нила (Бахр-эль-Абъяд) с Голубым Нилом (Бахр-эль-Азрак).

Но уже часа за три дороги до этого места Ковалевский заметил, что река словно состоит из двух потоков: «Воды, катившиеся у правого берега, были белого цвета; у левого — голубовато-зеленого. Две реки никак не хотели слиться в одну. Прибрежные жители предпочитают воду Голубого Нила илистой воде Белого, а потому с правого берега обыкновенно посылают за водой на левый».

Хартум Ковалевскому понравился: «Дома разбросаны довольно живописно, окружены садами, за которыми мало надо уходу: растут себе по милости благодатного климата и периодических дождей; на улицах чисто, на единственной площади просторно; Голубой Нил у самых стен, Белый — на виду. Словом, Хартум, после Каира и Александрии, едва ли не лучший город в Египте».

Приводит он и самое простое объяснение названия города: «Нил у Хартума изгибается в виде слонового хобота, и город назван слоновым хоботом — Хартум».

От Хартума до Росейреса — столицы провинции Фазогли — путешественники вновь шли по Нилу на дахабиях. Именно на этом отрезке пути произошли, быть может, наиболее грозные события путешествия. Тяжел был путь через Нубийскую пустыню, — но там путники боролись лишь с жаждою. В Фазогли же на них охотились люди, звери... и лихорадка.

Ковалевский почему-то ничего не пишет в своей книге об опасности нападения на экспедицию местных, агрессивно настроенных племен. Однако известно, что во время пребывания Егора Петровича в Судане между суданскими войсками и племенем галла постоянно происходили столкновения.

За 27 лет до того в этих местах от рук воинов галла лютой смертью погиб старший и любимый сын Мухаммеда-Али — Измаил-паша. Он был сожжен заживо в городе Шенди. Скорее всего, молчание Ковалевского объясняется тем, что экспедицию сопровождали войска, которые были посланы правителем Судана Ибрагим-пашою — сыном Мухаммеда-Али.

Но и присутствие войск не отвело угрозы. Мимоходом, как о чем-то второстепенном, рассказывает путешественник о том, что лишь за четыре дня до их приезда в город Уад-Медину «негры составили было заговор убить всех белых, то есть разноцветных, и удалиться в свои горы; но, несмотря на то, что в гарнизоне было до 1000 черных и только 200 человек арабов, турок и пр., заговор не удался».

Возможно, такое пренебрежение к возможной смерти можно объяснить характером Егора Петровича — храброго, преданного своему делу офицера.
Значительно больше уделяет внимания Ковалевский опасности со стороны хищников, — но складывается впечатление, что это скорее не страх, а заинтересованность натуралиста.

Вот как описывает он встречу с крокодилами. «22 февраля мы оставили Хартум. Огибая находящийся против него остров, мы увидели на нем несколько десятков крокодилов, лежащих на солнце с открытой пастью, наслаждающихся кейфом.

Отсюда, вверх по Нилу, их чрезвычайно много, но таких, что пожирают людей, мало: они наперечет. Например, в нынешнем году явился один у самого Хартума; у Уад-Медины лет десять живет крокодил, который в течение каждого лета похищает несколько человек».

Местные жители, по свидетельству Ковалевского, относятся к речным хищникам на удивление беспечно и «принимают против них некоторые предосторожности» лишь там, где появляется крокодил-людоед. В других местах «жители не обращают на крокодилов и малейшего внимания: купаются и переплывают Нил на виду у них».