"Королева экватора" Алексина Тинне- 4 часть

Мы уже говорили о том, что в середине XIX века в районе верхнего Нила, несмотря на формальный запрет властей, свирепствовали работорговцы. Они опустошали целые районы на юге Судана; оставшееся население бежало в самые глухие места.

Плывущие по реке барки, груженные «живым товаром», и караваны невольников были обычной картиной в этом районе.

Не только арабские купцы, посылавшие на юг все новые и новые отряды за чернокожими невольниками, но и некоторые европейцы, формально охотившиеся за слоновой костью, были не прочь разбогатеть на «живом товаре».

Наблюдая все ужасы торговли людьми, Тинне была действительно потрясена. В одном из ее писем на родину есть такие слова: «Никогда в своей жизни я так не ужасалась... Я, как и все, слышала рассказы о караванах рабов, читала много раз их описания, но я не могла себе представить, до какой степени может доходить жестокость, грубость и цинизм работорговцев».

Черный континент, куда она так стремилась в течение многих лет, был полон несправедливости и жестокости. Алексина, как могла, пыталась бороться с этим злом.

Можно сказать, что главным результатом экспедиции голландки на верхний Нил стал моральный удар по работорговле. До Тинне ни один европеец всерьез не занимался этой проблемой.

Первая встреча Тинне с невольничьим судном произошла на притоке Нила, реке Собат. Состояние рабов было настолько ужасным, что Алексина приказала остановить свой пароход и вступила в переговоры с капитаном судна. Когда тот отказался отпустить рабов, — она выкупила их, причем капитан, пользуясь жалостью голландки, заломил втридорога...

Тинне освободила негров и велела им идти в родные края. Она собиралась еще и раздать африканцам продукты из собственного запаса, чтобы те не погибли от голода в тропической чаще. Однако негры, поняв, что они свободны, не дожидаясь еды, бросились бежать и исчезли в зарослях на берегу. Путешественница расплакалась...

За время своих путешествий по Нилу Алексина освободила таким образом много рабов. Некоторые из них поступали к ней на службу, чтобы отблагодарить свою избавительницу, и становились ее преданными друзьями — Судан молодая голландка покинула с целой свитой из восемнадцати африканцев.

Она взяла бывших рабов с собой, зная, что в противном случае их вновь закабалят... Даже возвращаясь из трагической экспедиции на Бахр-эль-Газаль, Алексина все же нашла силы, с помощью своих слуг и охраны, захватить один встречный корабль с работорговцами-пиратами, чтобы предать их суду.

Имя ее облетело весь верхний Нил. От деревни к деревне шли легенды о белой девушке, которая помогает рабам. Алексину называли не иначе, как Бент-эль-Ре — «Дочь короля». То ли из-за ее королевской щедрости и доброты, то ли из-за слухов о том, что по Африке странствует дочь султана Стамбула, — но Тинне дали именно это имя. Вскоре оно стало хорошо знакомым в самых глухих деревушках на Ниле и приобрело магическую силу.

Если обычно при появлении арабов и европейцев население пряталось в чаще или готовило стрелы и копья, — то, узнав, что близится Бент-эль-Ре, люди делались гостеприимными и были рады оказать ей любую помощь...

Слава «дочери султана» поразила даже арабских работорговцев. Один из них, наводивший ужасы на весь верхний Нил, поспешил отдать почести Тинне и предложил ей стать королевой Судана.

Как-то во время путешествия по реке Собат, когда пришло время запастись дровами для парохода, в одном из самых опасных мест, где местное население было настроено против всех белых, Алексина с десятью солдатами бесстрашно ступила на берег. Африканцы же приняли ее с почестями и предложили трон, если она освободит их от тирании охотников за рабами...

Репутация доброй, великодушной и щедрой женщины закрепилась за ней очень рано. Однажды, после экскурсии на Масличную гору, в ворота запертого на ночь Иерусалима ее с матерью пустили, лишь узнав, что это уже прославленная «европейская принцесса». На пароходе по пути из Марселя в Египет, во время третьего путешествия, Тинне величали не иначе, как «неаполитанской королевой»...

За доброту и участие африканцы платили Тинне той же монетой. Итальянский путешественник Карло Пьяджа писал: «Туземцы, которые обожали Тинне, объявили ее своей королевой.

Они состязались в сборе для нее дров и добыче воды и старались освободить от травы и валежника дорогу, по которой она должна была пройти...» Слова, особенно важные, если учесть, что Тинне оказалась единственной женщиной, удостоившейся упоминания в мемуарах Пьяджи...

Алексина жила в Хартуме, испытывая тяжелейшее физическое и душевное состояние. К горечи от потери близких людей, к ощущению своей вины прибавилось желание мести. Она давно уже питала неприязнь к Мусе-паше из-за его тирании и покровительства работорговле, — а вернувшись в Хартум, узнала, что именно он чуть не погубил ее экспедицию.

В апреле 1864 года она писала из Хартума, имея в виду те страшные дни, когда экспедиция была в фактическом плену у работорговца Буселли: «Когда я послала официальную жалобу (на Буселли — Н. К.) через французского консула в Хартуме Мусе-паше, тот всем своим видом показал, что наказывать никого не намерен.

Сначала он продержал мое письмо несколько дней, а затем отослал обратно под предлогом, будто его переводчик (хотя он прекрасно говорит по-французски) не смог его перевести.

Затем он попытался отвертеться от того, чтобы как-то вмешаться, под различными и совершенно абсурдными предлогами... Но я не могу жаловаться на него в судебном порядке, так как официально он мне не отказал.

Более того, на наше письмо от 8 июля, рисующее наше катастрофическое положение, с просьбой прислать либо человека от правительства, который был бы наделен властью заставить купцов вести себя подобающим образом, либо хотя бы письмо от паши с приказом не обижать нас, а также пароход с помощью...

Муса-паша даже не ответил. Может быть, как он говорил, он не получил этого письма, — но, когда на помощь нам стали снаряжать лодки, а месье Тибо и тетя Адди (Адриана — Н.К.) делали все возможное, чтобы отправить их как можно скорее, он не только не дал человека и письмо, но и пытался задержать отправление лодок под самым несправедливым предлогом.

Когда же лодки были готовы к отплытию, а три уже ушли, — он издал закон, по которому нужно было платить за каждого солдата или матроса, плывущего вверх по Белому Нилу, причем даже за тех, которые отплыли до издания этого закона!»

Но больше всего возмутило Тинне то, что Муса-паша попытался ее самое обвинить... в работорговле: «А теперь, когда мы уже вернулись, над нами издеваются всеми возможными способами. Меня обвиняют в том, что я привезла с собой рабов. Это меня — из всех людей на белом свете!»

И если раньше она думала жаловаться Мусе-паше на местных работорговцев, то теперь была настроена обратиться к вице-королю Египта с требованием рассмотреть деятельность самого наместника.

Тинне настолько тесно связала свою судьбу с Черным континентом, что, даже окончив путешествия по Нилу, не захотела покидать Африку. Тем более, что смерть унесла почти всех, кто напоминал ей о родине.

Алексине, редко расстававшейся с матерью даже на день, больно было бы увидеть вновь те места, где они бывали вместе. Несмотря на просьбы родственников, Тинне отказалась вернуться в Европу, решив обосноваться в Египте.

Из Хартума она добралась до порта Суакин на Красном море, откуда пароходом прибыла в Суэц, где и поселилась в доме на окраине.

О ее состоянии в тот момент лучше всего свидетельствуют строки из писем, которые Тинне отправила в декабре 1864 года из Суэца жене Джона, Маргарет, и своему дяде Жюлю: «Я ужасно страдаю от холода, так как дом очень плохой — в нем нет ни дверей, ни стекол. Меня постоянно мучает лихорадка. Все мои несчастные негры больны... Мой почерк такой жуткий потому, что рука почти парализована. Я провожу все дни в постели, закутавшись в одеяло, и не могу даже высунуть наружу руку...»

Позднее наша героиня перебралась в Каир, где поселилась в одном из старых кварталов, подальше от глаз приезжих европейцев. Она жила в окружении арабских и африканских слуг, среди восточной мебели и своих огромных коллекций, привезенных с верхнего Нила; одевалась, как арабская женщина. Похоже, Алексина и впрямь стала чувствовать себя «дочерью стамбульского султана»...

Ее природная доброта, не менее огромная, чем мужество, стала проявляться и здесь. Египтяне очень грубо обращаются с животными, особенно с ослами. Тинне подбирала замученных, едва живых осликов и выхаживала их. Это стало хорошо известно в Каире; вскоре к ней начали отовсюду приводить больных, загнанных ослов. В итоге, ее дом превратился в подлинную ветеринарную больницу...

Об этом периоде ее жизни мало что известно. Лишь немецкий художник Вильгельм Гентц, случайно встретивший Алексину в Каире, оставил свои зарисовки путешественницы, — причем, не только карандашом, но и пером.

«Мисс Тинне выходит ко мне навстречу, — писал Гентц. — На ней восточный тюрбан, египетское платье из серого шелка с длинными рукавами. Оно надето на черное траурное платье, а на ногах — марокканские туфли.

Высокая, красивая, с бледным одухотворенным лицом, на котором лежит печать грусти и болезни, с легкими, изысканными манерами, она не могла не произвести приятного впечатления на каждого... Пока я рисовал, она не переставала рассказывать об Африке, сидя по-арабски на полу, и не уставала от этих рассказов.»

У Алексины была мечта — поселиться на одном из нильских островов в окрестностях Каира и обосноваться там навсегда. Она даже заказала одному архитектору проект замка в восточном стиле. Однако этой мечте не суждено было сбыться: путешественница вызывала недовольство властей тем, что не раз апеллировала к египетским судам с требованием рассмотреть деятельность правителя Судана Мусы-паши и взывала к его смещению.